Изучение ислама в Китае и Кыргызстане является важным с точки зрения перспектив развития будущих взаимоотношений Кыргызстана как государства, в котором мусульмане составляют большинство, и Китая, где тоже существует крупная мусульманская община, не являющаяся преобладающей в этой стране, но по численности превосходящая население Кыргызстана в несколько раз. В полной мере это относится и ко всем центральноазиатским государствам с преобладающим в них мусульманским населением.
Исламская идентичность является частью национальной идентичности граждан Кыргызстана и других республик Центральной Азии. Становление и развитие этоса, морально-ценностного фундамента существующих этнических групп в Центральной Азии исторически неразрывно связано с исламом. Ислам – это «яркий элемент» как «российского культурного кода» [1], так и центральноазиатского, ввиду его тесного и органичного сплетения с историей этих стран. Ислам – это «культурный код», через который происходит не только идентификация определенной этнической группы в системе цивилизационных измерений мира, но и обеспечивается стабильность социальной системы общества [2].
Ислам в Китае и в Кыргызстане при всей общности исламских культурно-религиозных традиций (суннитский мазхаб матуридитской акыды) и практик имеет свои особенности, специфичные для этих стран. Это обусловлено рядом причин, которые повлияли на характер государственно-конфессиональных отношений в данных странах. В этой связи, хотелось бы остановиться на некоторых моментах специфики развития ислама в Кыргызстане и Китае.
1. Реисламизация в Кыргызстане происходит на фоне ожиданий и запросов кыргызского общества, где ведущей религией является ислам, а мусульмане составляют 92,6% населения по состоянию на 2017 г., из них: 73% – кыргызы, остальные – представители других народов: татары, турки, чеченцы, казахи, даргинцы и др. [3]. Большинство мусульман Кыргызстана являются суннитами и придерживаются ханафитского фикха [4, с.203].
В Китае же развитие мусульманской общины происходит в условиях полиэтнического государства, где основное население не являются мусульманами. Как известно, Китай состоит из 56 этно-религиозных групп [5]. Согласно переписи населения 2020 года китайцы хань (ханьцзу, ханьцы, ханьжэнь) составляют 91,11% от общей численности населения КНР, что составляет почти 1,3 млрд человек [6].
Остальные 55, так называемых этнических меньшинств, официально признаваемых КНР, составляют 126 млн человек или 8,89% от общей численности населения Китая согласно переписи населения 2020 года [6]. Десять из этих этнических групп идентифицируются как мусульмане и составляют приблизительно: 20 млн человек [7, с. 181–201]; 22 млн человек [8]; 25 млн чел (2% от общей численности населения [9, p.15], согласно разным источникам. К ним относятся хуэй, уйгуры, казахи, дунсяны, следом идут кыргызы, узбеки, салары, таджики, баоаньцы и татары [10]. Большая часть китайских мусульман, за исключением таджиков, исповедующих шиитский ислам, являются суннитами и придерживаются ханафитского мазхаба [7, с.181-201].
Хуэй (дунган) является официальной национальностью Китая, не относящейся к тюркоязычным народам, смешавшаяся с китайцами хань по всему Китаю и сконцентрированная в западном Китае – провинциях или автономных районах Синьцзян, Нинся, Ганьсу, Цинхай, Хэнань, Хэбэй, Шаньдун и Юньнань [11]. Согласно переписи населения Китая 2010 г. хуэй является наиболее крупным национальным меньшинством КНР, состоящим из 10,5 млн человек [12]. Для них родным языком является мандаринский диалект. Российский ученый М.А. Пахомова отмечает связь группы хуэй с «китайской ветвью ислама». Хуэй, по ее мнению, стали «основой для строительства мусульманской культуры в КНР» ввиду их длительного проживания на территории Китая, давним занятием торговлей и хорошей инклюзивностью к китайскому социуму [7, с.181-201].
Уйгуры –тюркоязычный народ Средней Азии, проживающий на северо-западе Китая, преимущественно в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР). Их численность по переписи населения 2010 г. составляла 10 млн человек [12]. Согласно данным Информационного бюро Государственного совета КНР от 26 сентября 2021 года их официальная численность по переписи населения 2020 года составляет 11,6 млн человек [13]. Уйгуры придерживаются национальных традиций, письменности, основанной на арабском, и говорят на своем языке. На 2010 г. казахи составляли почти 1,5 млн человек, киргизы – 187 тыс. человек, а узбеки – 11 тыс. человек [12]; [14]. Эти тюркоязычные народы придерживаются национальных традиций и сохранили собственный язык.
2. Кыргызстан, со сменой общественного строя (социализма), перешел от атеистической модели государственно-конфессиональных отношений к сепарационной (светской) модели, в рамках которой осуществляется «исламское возрождение» страны. Светская модель предполагает, помимо отделения религии от государства, прежде всего, гарантии свободы совести и вероисповедания, религиозный плюрализм, равенство граждан независимо от их религиозной принадлежности или иных убеждений. Атеистическая модель СССР предполагала атеизм не только в качестве общеобязательной идеологии, но и в разные периоды времени как воинственное антирелигиозное течение. Атеистическую модель СССР в вышеуказанные периоды, по мнению А. Н. Сергеева, можно было бы отнести к «антирелигиозной идеократии»[15, с.13]. К вышеуказанной модели – антирелигиозной идеократии можно отнести и период культурной революции Китая, когда религия и представители религиозных организаций подвергались гонениям и репрессиям. Но после смягчения отношения Коммунистической партии Китая (КПК) к религии, вопрос о том какой именно модели государственно-конфессиональных отношений придерживается КНР в настоящее время подлежит отдельному изучению: будь то атеистическая модель, «модель секулярной квазирелигии» (И. В. Понкин) [15, с.13] или что-то иное. В действующий Конституции КНР от 04.12.1982 г. не содержится положений ни о том, что государство и религия отделены друг от друга, ни о том, что государство является светским. В то же время, гарантируется равенство всех граждан КНР, достигших 18 лет, независимо от национальной и расовой принадлежности в праве избирать и быть избранным (ст. 34)[16]. Помимо этого, государство также гарантирует свободу вероисповедания «Никакие государственные органы, общественные организации и частные лица не могут принудить граждан исповедовать или не исповедовать религию, не могут дискриминировать граждан за исповедание или не исповедание религии. Государство охраняет нормальное отправление религиозной деятельности. Никто не может использовать религию для нарушения общественного порядка, нанесения вреда здоровью граждан и в ущерб государственной системе образования…» [16](ст.36).
Следует отметить, что Китай согласно исследованию Gallup 2017 г. является наименее религиозной страной мира – 67% (7 из 10 человек) являются атеистами, 9% являются религиозными, а 23% считают себя нерелигиозными [17].
3. Исламская община Кыргызстана является частью всемирной мусульманской уммы. Контроль государства сводится к недопущению религиозной радикализации населения, деструктивного влияния и деятельности экстремистских и террористических организаций. Государство не ограничивает деятельность различных благотворительных организаций и учреждений Ближнего Востока на территории Кыргызстана, а также получение богословского образования в вышеуказанных странах. А вот в КНР, в статье 36 Конституции имеется интересная норма, что «Религиозные организации и религиозные дела свободны от иностранного контроля» [16], что означает наличие жесткого контроля за деятельностью иностранных религиозных учреждений и фондов на территории Китая и их влияния на религиозные организации и религии. В части ислама, арабизации, саудизации, и т. д.
4. Кыргызстан не внедрял и не собирается внедрять кыргызскую модель ислама, хотя предпринимались отдельные попытки связать ислам с этно-национальным фактором. Китай же изначально позиционирует себя как «социалистическая страна с китайской спецификой». Отношения государства с религиями в Китае строятся исходя из этого постулата. И его Китай распространяет и на ислам. Ведущий научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН Василий Кашин в беседе с «НГ» отметил: «В Китае действительно проводится китаизация ислама. Такая же линия проводится и в отношении других религий. Ее смысл состоит в том, что китайский ислам должен быть отрезан от идейных и интеллектуальных центров, находящихся за рубежом. Это должен быть чисто китайский феномен, который развивается внутри Китая и подчиняется политике регулирования религий. Руководство Китая беспокоило то, что ислам является наднациональной религией, не признающей национальных различий и настаивающей на единстве мировой исламской общины. Для Китая это не приемлемо. Исламское образование должно проходить в Китае под контролем соответствующих органов. Проповеди тоже должны ими контролироваться»[18]. Подтверждением данного факта являются официальные документы руководства КПК: выступление Генерального секретаря КПК Си Цзяньпина в 2015 году, в котором говорилось о «необходимости поддерживать китаизацию религии, чтобы активно направлять религии на адаптацию к социалистическому обществу» [19], и текст Белой книги «Политика и практика обеспечения свободы вероисповедания в Китае» от 2018 г. – «В докладе, с которым выступил генеральный секретарь ЦК КПК Си Цзиньпин на XIX съезде КПК, говорилось: “Всесторонне проводя в жизнь основной курс Партии в области религиозной работы, необходимо придерживаться курса китаизации религий и активно содействовать адаптации религий к нуждам социалистического общества”» [20].
Таким образом, согласно мнению КПК, религии должны адаптироваться под нужды социализма и функционировать в пределах «официально санкционированной китайской культуры».
5. Кыргызстан и Китай, как и другие страны, осуществляют борьбу с экстремизмом и терроризмом. Однако у Китая имеется свой «особый подход» противодействия терроризму [21], выражающийся в наличии «стратегии дерадикализации». Она была введена Законом КНР о борьбе с терроризмом в 2015 году [22, с.160] .Данная стратегия направлена на искоренение коренных причин и источников возникновения терроризма и предусматривает использование превентивных мер, реабилитацию лиц, занимавшихся экстремизмом и терроризмом [22, с.160] и их социальную интеграцию в китайское общество. По мнению китайских властей, борьба с «тремя силами зла» – терроризмом, экстремизмом и сепаратизмом, «идеологически неразделимы» и основаны на концепции «верховенства закона с китайской спецификой» [22, с.160]. 16 августа 2019 года Государственным советом КНР была опубликована новая Белая книга по противодействию экстремизму в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР) [23]. В документе «Профессиональная и образовательная подготовка в Синьцзяне» указывается необходимость ликвидации социально-экономических условий, способствующих возникновению терроризма, противодействия терроризму посредством профилактики религиозного радикализма и экстремизма, проведения политики профессиональной и образовательной подготовки в СУАР через соответствующие специальные центры. По заявлению китайской стороны в этих центрах проводится приобретение профессиональных навыков, повышение общего уровня культуры обучающегося с целью дальнейшей интеграции в китайское общество: изучение истории и культуры Китая, политико-правового устройства и нормативно-правовых актов КНР [23]. По мнению аналитика РИСИ Георгия Сизова посредством данного документа и других заявлений «в условиях увеличивающейся критики со стороны западных стран КНР стремится продемонстрировать состоятельность превентивного подхода к проблеме терроризма в Синьцзяне и отстоять право на своё видение решения данного вопроса» [23]. Однако неоднократные сигналы и информация о репрессиях и исчезновении лиц, попавших в эти трудовые лагеря, дают основания полагать, что подобный подход Китая в решении вопросов религиозной радикализации позволяет, в основном, купировать проблему на период краткосрочной перспективы, нежели решать ее на постоянной основе. К тому же, как показывает исторический опыт подавлением и репрессиями трансформировать идейную основу любой религиозной или политической доктрины практически невозможно.
Противодействие Кыргызстана экстремизму и терроризму на сегодняшний день осуществляется преимущественно сдержанным методами силового характера, которые не дают ожидаемых результатов. Очевидно, что необходима просветительская и реабилитационная работа с лицами, вставшими на путь радикализации. В этих условиях социальное учение ислама должно стать основой интеграции и консолидации мусульман Кыргызстана в целях предотвращения их радикализации, а также решения неотложных, первостепенных задач, стоящих перед обществом.
В заключение хотелось бы отметить, что и Кыргызстане, и в Китае вопросы ислама занимают важное место в публичном пространстве. В Кыргызстане признают позитивный потенциал ислама для дальнейшего развития страны и создают необходимые условия для его раскрытия. В Китае же ислам рассматривается исключительно с позиции полезности и подконтрольности для социалистического государства («китаизация ислама»). В перспективе подобное отношение способно создать серьезные проблемы во взаимоотношениях с государствами c мусульманским населением.
Автор: ИСАП
[1] Путин В.В. Выступление на торжественном собрании, посвящённом 225-летию Центрального духовного управления мусульман России (22.10.2013) // URL: http://kremlin.ru/events/president/transcripts/194...
[2] Гараджа В. И. Социология религии: Учеб. пособие для студентов и аспирантов гуманитарных специальностей. - 3-е изд., перераб. и доп. - М.: Инфра-М.– 2005.
[3] Ибраимов С. Ислам в годы Независимости Кыргызстана (26 лет) //«Umma» (Исламский журнал) // URL: http:// ummamag.kg/ru/articles/interesting/1216_islam_v_gody_nezavisimosti_kyrgyzstana_26_let
[4] О некоторых проблемах взаимодействия государства и умеренного ислама ханафитского толка в Кыргызстане как важного фактора стабильного и безопасного развития страны / Отв. ред. д-р ист. наук А. Л. Салиев; ИСАП КРСУ. – Бишкек, 2018.
[5] Решетов А.М.; Дзибель Г.В. Китайцы // БРЭ 2005–2019 // URL: https://bigenc.ru/ethnology/text/2070364
[6] Main Data of the Seventh National Population Census // National Bureau of Statistics (11.05.2021) // URL: http://www.stats.gov.cn/english/PressRelease/20210...
[7] Пахомова М.А. Общество, религиозная политика и ислам в Китае // Религия и общество на Востоке. – 2017.– №1.
[8] Albert E., Maizland L. Religion in China (25.09.2020) // URL: https://www.cfr.org/backgrounder/religion-china
[9] Moonen Y. Impressions of Islam in China // URL: https://www.nordangliaeducation.com/resources/asia...
[10] Song C. Muslims in China (24.02.2022) // URL: https://www.chinahighlights.com/travelguide/muslim-china/?A260E17B-E542-3745-9D42-2E0E74B46F19_kfa_cup_C6FA3ED5_6D17_47D1_B6E2_F4B02CC905E0_#
[11] Tikkanen A. Hui people // Britannica // URL: https://www.britannica.com/topic/Hui-people
[12] Chinese Nationalities and Populations (2010)// URL: http://www.paulnoll.com/China/Minorities/China-Nat...
[13] Full Text: Xinjiang Population Dynamics and Data (26.09.2021) // URL: https://english.www.gov.cn/archive/whitepaper/2021...
[14] List of ethnic groups in China // URL: https://en.wikipedia.org/wiki/List_of_ethnic_group...
[15] Сергеев А.Н. Секулярная и атеистическая модели взаимоотношения церкви и государства // Вестник ПАГС. – 2014.– С. 11-15.
[16] Конституция КНР (в редакции 2018 г.) // URL: https://chinalaw.center/constitutional_law/china_c...
[17] Religion Prevails in the World (10.03.2017) // URL: https://www.gallup-international.bg/en/36009/relig...
[18] Скосырев В. Пекин ускоряет китаизацию ислама: Мусульманам Поднебесной обещают безбедную жизнь (11.06.2020) // URL: https://www.ng.ru/world/2020-06-11/100_11062020_china.html
[19] Hui Muslims and the “Xinjiang Model” of State Suppression of Religion (29.03.2021) // URL: https://www.cecc.gov/publications/commission-analy...
[20] Полный текст Белой книги "Политика и практика обеспечения свободы вероисповедания в Китае» (25.05.2018) // URL: http://russian.news.cn/2018-05/25/c_137206040.htm
[21] Нежданов В. «Три силы зла». Что означает новая антитеррористическая стратегия Китая (12.06.2019) // URL: https://eurasia.expert/chto-oznachaet-novaya-antiterroristicheskaya-strategiya-kitaya/?23FA8EDF-728B-744B-809A-ABECD763B863_kfa_cup_C6FA3ED5_6D17_47D1_B6E2_F4B02CC905E0_
[22] Казанцев В.Е. Политика Китая по противодействию идеологии терроризма и профилактике экстремизма // Инновационный потенциал молодежи: культура, духовность и нравственность: Мат-лы Междунар. молодежной науч.-исслед. конф. (Екатеринбург, 2–6 декабря 2019 г.). – Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2019.
[23] Сизов Г. Китай рассказал о своём опыте противодействия экстремизму (11.09.2019) // https://riss.ru/article/3224/
При использовании материалов ИСАП ссылка на источник обязательная
Постоянный адрес статьи: https://isap.center/article/346