В условиях возрастания геополитической значимости Центральной Азии в регионе усиливаются и интересы средних держав. Одной из таких является Турция, которая в последние годы активно продвигает в регионе инициативы в сфере культурно-гуманитарного, экономического, военного и политического сотрудничества. О роли Турции в мировой политике и Центральной Азии в частности рассказала в интервью научному сотруднику ИСАП Арсену Усенову младший научный сотрудник Центра изучения стратегического планирования Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН Вернигора Алина Андреевна.
– В современном мире все больше средних держав претендуют на повышение своего влияния и значимости. Как Вы оцениваете роль Турции в мировой политике? Изменился ли характер внешней политики Турции с приходом к власти Эрдогана? Если да, то в какую сторону?
– Первое, что стоит отметить: внешняя политика Турции за последние даже 10 лет претерпела изменения, при том, что Реджеп Тайип Эрдоган находился у власти в разных ролях, пусть и с одинаковым функционалом. Второе, на что стоит обратить внимание – как мы оцениваем изменения внешней политики: в расширении сети дипломатических контактов или же в реальных достижениях, выражающихся в установленных и поддерживающихся связях.
Исходя из первого критерия, можно действительно констатировать значительную трансформацию. Если в самом начале первого премьерского срока Эрдогана политика Анкары в большей степени была ориентирована на Европейский союз, то сейчас она более масштабна. Она выходит за рамки отношений с Европой и Западом и даже за пределы «соседей», с которыми, по словам Ахмета Давутоглу, должно быть «ноль проблем». С 2016 г. Турция развивает отношения с Африкой, с 2019 г. выдвинута инициатива «Снова Азия» (Yeniden Asya), направленная на укрепление торгово-экономических отношений со странами этой части света, в 2022 г. тогдашний министр иностранных дел Мевлют Чавушоглу отправился в тур по странам Латинской Америки, а в 2024 г. неожиданным сюрпризом стал визит нового президента Мальдив в Турцию сразу после выборов.
Но на практике все оказывается намного скромнее: ключевые позиции в заявлениях и стратегических документах занимают вопросы, связанные с отношениями с Европой, США и Ближним Востоком, реже – Африкой и Центральной Азией. Это те направления, которые уже достаточно давно фигурируют во внешней политике Анкары.
Где-то с середины 2010-х гг. внешнюю политику Турции начали называть «наступательной». Не могу согласиться с этим тезисом, по крайней мере, сейчас. Действия Анкары скорее носят реактивный и «перестраховочный» характер: руководство страны достаточно оперативно выносит для себя уроки при взаимодействии со своими основными партнерами, будь то США, ЕС или Россия. В недавно вышедшем докладе Европейской комиссии внешняя политика Турции названа «360-градусной». Этот термин мне, конечно, нравится больше: Анкара активно следит за мировыми тенденциями и стремится использовать их в своих интересах.
– Какова, на Ваш взгляд, особенность внешней политики Турции в отношении Центральной Азии? Какие сильные и слабые стороны внешней политики Анкары в регионе Вы бы выделили?
– Отношения Турции со странами Центральной Азии развиваются уже почти 30 лет, и все это время у этих отношений были какие-то особенности. В 90-е гг. очень много связей было построено между странами на основе личных контактов, однако, этот фундамент оказался не очень прочным и отношения стремительно откатились назад, ограничившись культурными связями, да и те вскоре прекратились. Лозунг про «тюркский мир от Адриатики до Китайской стены» забылся примерно тогда же, когда Сулеймана Демиреля сменила Тансу Чилер.
Сегодня же мы наблюдаем, как политика Турции со странами и регионом в целом нацелена на формирование идентичности. Уникальная ситуация, аналогов которой в мире, пожалуй, не найти. Не могу сказать наверняка, является ли это сильной или слабой стороной – пока общей тюркской идентичности не сформировалось, и мне кажется маловероятным ее формирование. У каждой страны есть собственная культура со своими особенностями, жертвовать которыми в пользу общего ставит вопрос уже не просто об идентичности, а о собственной презентации и самостоятельности.
Однозначной слабой стороной является неравномерность политики. Если соотнести количества визитов, соглашений, контрактов, объемы импорта и экспорта Турции со странами региона, числа будут очень и очень разными. Возможно, этого и стоит ожидать на данном этапе, ведь о возвращении региона на орбиту турецкой политики начали говорить каких-то 7-8 лет назад.
– Как Вы оцениваете перспективы Организации тюркских государств (ОТГ), способна ли она стать центром интеграции участников (и не только) в среднесрочной перспективе?
– На сегодняшний день, несмотря на амбициозные цели участников, ОТГ кажется крайне зыбкой структурой. Фактически ОТГ сформировалась на базе нескольких организаций культурно-гуманитарной направленности и форматов встреч различных должностных лиц, что не может составить каркас потенциального интеграционного объединения. Пока организация справляется с решением тех задач, имплементация которых крайне сомнительна – будь то единый тюркский алфавит или общая тюркская география. Поэтому и становление организации в качестве полноценного объединения маловероятно. Я бы назвала это «клубом по интересам».
– Продолжая тему ОТГ: почему, на Ваш взгляд, Туркменистан не спешит со вступлением в организацию в качестве полноправного участника, хотя Анкара периодически анонсирует такую возможность?
– Туркменистан исторически очень обособленная страна, живущая по своим правилам. Но, как вы знаете, ОТГ не так давно создала общий инвестиционный банк, основной фонд которого составляют членские взносы. Членство в организации теперь подразумевает не просто участие, но и общие обязанности, а власти Ашгабада очень трепетно относятся к суверенитету своей страны. Заявления Анкары – это лишь так называемое wishful thinking. Что-то похожее уже было с членством Турецкой Республики Северного Кипра: на саммите в Узбекистане министр иностранных дел Турции М. Чавушоглу сначала заявил о том, что ТРСК получила статус наблюдателя, после чего уже министр Узбекистана заявил, что такого решения принято не было.
– Насколько актуальны и реализуемы инициативы стран ОТГ по сотрудничеству в транспортно-логистической сфере, в том числе, по перспективам открытия Транскаспийского транспортного коридора?
– Развитие логистики является очень актуальным для стран-участниц ОТГ, поскольку прямым образом связано с интеграцией государств в мировую экономику. Но с ТКТК все тоже не так однозначно: на его модернизацию требуется очень много средств, на Каспийском морском отрезке не хватает грузовых кораблей, сами сроки поставок непостоянны, отсутствует единый логистический оператор, который позволил бы получать не только актуальную информацию о стоимости перевозок, но и местоположении груза. Даже сообща странам ОТГ едва ли удастся справиться с этими проблемами. Необходимы куда более финансово обеспеченные игроки.
– И последний вопрос, который не менее актуален. В последние годы мы наблюдаем усиление военно-технического сотрудничества Турции со странами Центральной Азии. В чем специфика такого сотрудничества, и возможно ли формирование некоего военного альянса между странами ОТГ?
– Есть два момента, которые накладывают определенный отпечаток на потенциал сотрудничества в сфере ВТС: 1) нет налаженных цепочек поставок – да, многие страны уже давно закупают бронемашины. Этот вид военной техники почему-то всегда выпадает из вида при анализе, хотя на его долю приходится больше ¼ экспорта вооружений Турции. Так вот, все поставки носят ограниченный характер – будь то несколько БПЛА или пара сотен БТР. Второй момент – вопросы собственности и передачи технологий. В прошлом году очень много говорили о создании в Казахстане совместного завода по производству БПЛА Anka. Обещали, что в 2024 году начнется сборка. Между тем, 2024 год подходит к концу, а новости так и не обновились.
Вопрос военного альянса еще более сомнителен, поскольку подразумевает не только комплементарность боевой техники (а здесь странах Центральной Азии чего только не найти!) или каких-то стандартов. История показывает примеры, когда и без этого можно было обойтись. Основным фактором формирования военно-политического альянса является обязательство воевать. В гипотетическом альянсе ОТГ есть только одна страна, которая грозится бросить свои формирования на Ближний Восток или в Восточное Средиземноморье. И я боюсь, остальные ее примеру последовать не готовы.
младший научный сотрудник
Центра изучения стратегического планирования ИМЭМО РАН.
Интервьюер: Арсен Усенов
научный сотрудник
Института стратегического анализа и прогноза
при Кыргызско-Российском Славянском университете.
Материал подготовлен в рамках участия А. Усенова в научно-исследовательской стажировке «InteRussia» для специалистов в области международных отношений из стран СНГ. Москва, 30 сентября – 28 октября 2024 г. Организаторы: Фонд поддержки публичной дипломатии им. А.М. Горчакова, ИМЭМО РАН, Россотрудничество.
Фото-иллюстрация: Michael Jerrard / Unsplash
При использовании материалов ИСАП ссылка на источник обязательна
Постоянный адрес материала: https://isap.center/analytics/149